Неточные совпадения
Мягкими увалами
поле, уходя вдаль, поднималось к дымчатым облакам; вдали
снежными буграми возвышались однообразные конусы лагерных палаток, влево от них на темном фоне рощи двигались ряды белых, игрушечных солдат, а еще левее возвышалось в голубую пустоту между облаков очень красное на солнце кирпичное здание, обложенное тоненькими лучинками лесов, облепленное маленькими, как дети, рабочими.
Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять попал в болото и кругом бушует
снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с себя одеяло. Был вечер. На небе горели яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал пламя костра и разносил искры по
полю. По другую сторону огня спал Дерсу.
Печальный вид: под
снежной пеленою
Лишенные живых, веселых красок,
Лишенные плодотворящей силы,
Лежат
поля остылые.
Тут он так крепко иногда лежит, что мне самому случалось взминать снег ногами, чтоб взбудить русака… и что за красота, когда он вылетит из удула, на все стороны рассыпав
снежную пыль, матерой, цветной, красивый, и покатит по чистому
полю!..
Картина переменилась: уже на черной скатерти
полей кое-где виднеются белые пятна и полосы
снежных сувоев да лежит гребнем, с темною навозною верхушкой, крепко уезженная зимняя дорога.
Часа через два начало смеркаться. Солнце только что скрылось за облаками, столпившимися на горизонте, и окрасило небо в багрянец. Над степью пробегал редкий ветер. Он шелестел засохшею травою, пригибая верхушки ее к сугробам.
Снежная равнина безмолвствовала. Вдруг над головой мелькнуло что-то белесоватое, большое. По бесшумному
полету я узнал полярную сову открытых пространств.
Этот человек дошел наконец до такой прострации, что даже слово «пошел!» не мог порядком выговорить, а как-то с присвистом, и быстро выкрикивал: «п-шёл!» Именно так должен был выкрикивать, мчась на перекладной, фельдъегерь, когда встречным вихром парусило на нем
полы бараньего полушубка и волны
снежной пыли залепляли нетрезвые уста.
Сюртучок на нем был
снежной белизны, а на светло вычищенных пуговицах красовался геральдический знак страны зулусов: на золотом
поле взвившийся на дыбы змей боа, и по бокам его: скорпион и тарантул.
Пью, смотрю на оборванцев, шлепающих по сырому
полу снежными опорками и лаптями… Вдруг стол качнулся. Голова зашевелилась, передо мной лицо желтое, опухшее. Пьяные глаза он уставил на меня и снова опустил голову. Я продолжал пить чай… Предзакатное солнышко на минуту осветило грязные окна притона. Сосед опять поднял голову, выпрямился и сел на стуле, постарался встать и опять хлюпнулся.
Одни из них стремятся достичь до купола небес плавным
полетом сокола, широко распростирая крылья и как бы не двигая ими, другие — играют, кувыркаются в воздухе,
снежным комом падают вниз и снова, стрелою, летят в высоту.
Чтобы вполне насладиться этой картиной, я вышел в
поле, и чудное зрелище представилось глазам моим: все безграничное пространство вокруг меня представляло вид
снежного потока, будто небеса разверзлись, рассыпались
снежным пухом и наполнили весь воздух движением и поразительной тишиной.
В хуторе было тише, чем в
поле, но по улице все-таки мелась
снежная пыль.
Хорьки живут по
полям в норах и в них выводят детей, числом от трех до четырех; вероятно, зимою земляные летние норы заносятся снегом, и тогда хорьки живут в
снежных норах или под какими-нибудь строениями: мне случилось один раз найти постоянное, зимнее жилье хорька под толстым стволом сломленного дерева; он пролезал под него сверху, в сквозное дупло.
Вмиг забелела улица Троскина, кровли избушек, старый колодец, а наконец и
поля, расстилавшиеся далеко-далеко вокруг всей вотчины; холодный ветер дунул сильнее, и
снежная сеть заколыхалась, как тяжелое необъятное покрывало.
Перед оставшимися на
поле вдруг сформировалась новая живая и страшная картина: бревно сшибло сошки и весь замет, за которым скрывался в секрете Флегонт, а потом, перескочив через него, оно ткнулось и закопалось другим концом в дальнем сугробе; Сганарель тоже не терял времени. Перекувыркнувшись три или четыре раза, он прямо попал за
снежный валик Храпошки…
А вьюга между тем становилась все сильнее да сильнее;
снежные вихри и ледяной ветер преследовали младенца, и забивались ему под худенькую его рубашонку, и обдавали его посиневшие ножки, и повергали его в сугробы… но он все бежал, все бежал… вьюга все усиливалась да усиливалась, вой ветра становился слышнее и слышнее; то взрывал он
снежные хребты и яростно крутил их в замутившемся небе, то гнал перед собою необозримую тучу снега и, казалось, силился затопить в нем
поля, леса и все Кузьминское со всеми его жителями, амбарами, угодьями и господскими хоромами…
Если бы не вороны, которые, предвещая дождь или
снежную погоду, с криком носились над прудом и
полем, и если бы не стук в плотницком сарае, то этот мирок, о котором теперь так много шумят, казался бы похожим на Мертвое озеро — так всё здесь тихо, неподвижно, безжизненно, скучно!
А бесконечная, упорная, неодолимая зима все длилась и длилась. Держались жестокие морозы, сверкали ледяные капли на голых деревьях, носились по
полям крутящиеся
снежные вьюны, по ночам громко ухали, оседая, сугробы, красные кровавые зори подолгу рдели на небе, и тогда дым из труб выходил кверху к зеленому небу прямыми страшными столбами; падал снег крупными, тихими, безнадежными хлопьями, падал целые дни и целые ночи, и ветви сосен гнулись от тяжести белых шапок.
Уже темнело, и с
поля, куда выходил одним концом глухой переулок, надвигалась серая
снежная мгла; в низеньком черном строении, стоявшем поперек улицы, на выезде, зажегся красноватый, немигающий огонек.
И в хороший день, когда стены и паркетный
пол палаты щедро заливались солнечными лучами, ни с чем не сравнимыми в своей могучей силе и красоте, когда тени на
снежном белье постелей становились прозрачно-синими, совсем летними, о. дьякон напевал трогательную песнь...
Но вот, ровно белые мухи, запорхали в воздухе пушистые снежинки, тихо ложатся они на сухую, промерзлую землю: гуще и гуще становятся потоки льющегося с неба
снежного пуха; все белеет: и улица, и кровли домов, и
поля, и ветви деревьев.
Сверху снега не было; по сильный, сухой ветер продолжал заносить
снежную пыль па
поле и особенно под копытами лошадей и полозьями.
Стоя у холмика отцовской могилы, Наташа уже тщетно старалась вызвать слезы при воспоминании об отце… В ее душе жил еще образ молодца кучера, управлявшего тройкой, а с ним рисовалась быстрая скачка по белым
полям,
снежная пыль и звонкий голос, пониженный до шепота, любовно спрашивающий ее...
За
снежным туманом не видно ни
поля, ни телеграфных столбов, ни леса, а когда на Григория налетает особенно сильный порыв ветра, тогда не бывает видно даже дуги.
Месяц уже побледнел при наступлении утра и, тусклый, отразившись в воде, колыхался в ней, как одинокая лодочка.
Снежные хлопья налипли на ветвях деревьев, и широкое серебряное
поле сквозь чащу леса открывалось взору обширной панорамой. Заря играла уже на востоке бледно-розовыми облаками и снежинки еще кое-где порхали и кружились в воздухе белыми мотыльками.
Остановившись на опушке леса, он стал ждать, пристально вглядываясь в
снежную пелену, покрывавшую отделявшее его от двора и сада Малюты пройденное им обширное
поле. Минут через двадцать показалась торопливо шедшая Татьяна. Лицо его исказилось злобной усмешкой.
Месяц уже побледнел при наступлении утра и, тусклый, отразившись в воде, колыхался в ней, как одинокая лодочка.
Снежные хлопья налипли на ветвях дерев, и широкое серебряное
поле сквозь чащу леса открылось взору обширной панорамой. Заря играла уже на востоке бледно-розовыми облаками, и снежинки еще кое-где порхали и кружились в воздухе белыми мотыльками.
В
снежных сумерках смотришь на движущуюся массу людей и думаешь… снег…
поле…